Незлученко Евгения Ивановна

Воспоминания уносят меня в далекий 1957 год, в март месяц, когда я, не пройдя по конкурсу в сельскохозяйственный институт, устроилась пионервожатой в школу, и, услышав объявление по радио, что театру кукол требуются ученики-кукловоды, отправилась на улицу Чкалова в поисках счастья.Помню, иду по улице, выискиваю глазами здание, которое бы соответствовало театру, и какого же было мое удивление, когда искомым адресным номером оказался

обычный дом с печной трубой, с серым невзрачным забором!Нужно было открыть калитку с железной щеколдой, подняться на крылечко в несколько ступенек... Помню, висела доска под стеклом: "Омский областной театр кукол", как он долгое время назывался, и это официальная вывеска совсем не увязывалась с оброзом простенького домишки, в котором было четыре комнаты.

Самую крохотную, отдаленную комнату с одним столом и, кажется, одним стулом делили между собой главный режиссер театра Наталья Константиновна Висловская и директор Савелий Романович Уралов.

Перед ней в узком небольшом коридорчике вдоль стены стояли крестьянского образца скамейки. Это была актерская, где можно было в перерыве между репетициями отдохнуть, поговорить, покурить...

Комнатку чуть побольше, с печкой, занимали портниха со швейной машинкой в уголке, и бутафор Лидия Федоровна Федорович, в руках которой на наших глазах рождались румяные пирожки, плетеные корзиночки, разноцветные бабочки, красивые цветы и прочие, прочий реквизит. Сколько она его за свою жизнь сделала, ей, наверное, и самой не сосчитать.

На печке получила постоянную прописку большая кастрюля со столярным клеем, издающим портяночный сногсшибающий запах, распространявшийся по всему дому. Особенно резко этот запах бил тебя в нос, когда с улицы входил в дом. И впоследствии, когда где-нибудь приходилось вдыхать этот "аромат", он вызывал у меня ассоциации именно с этим домиком на улице Чкалова.

Когда меня приняли ученицей (помню, был даже конкурс, и делала отбор Наталья Константиновна), театр выпустил спектакль "Красная шапочка". Пьесу написал актер театра Н.Джанумянц, а спектакль осуществил С.Р.Уралов. В это время как раз начинались школьные каникулы, и "Красную шапочку" повезли по школам. Получалось так: когда приходилось играть в клубах, то в день было четыре спектакля, а если только в школах, то - пять. И так каждый день: четыре - пять, четыре - пять..., все школьные каникулы.

Актеры, кончено, уставали. Уставали даже и мы, только что принятые, а что в наши обязанности входило? - водить бабочек, раскладывать и складывать реквизит, еще пытались чем-то разгрузить актеров, на которых ложилась очень большая нагрузка, особенно на исполнительницу роли Красной шапочки Зинаиду Петровну Киселеву. Это- многоплановая актриса с очень широким диапазоном голоса. Ее голосу было подвластно все: от мужской роли до роли маленького ребенка, о чем говорила ее Красная шапочка. Поражало - каким голосом ей удавалось трансформация голоса - перейти на высокие, зввонкие и звучные голос, вместить его в маленькую куклу! В спектакле ей нужно было спеть песенку четыре раза, и вот помножить четыре песенки на пять спектаклей - двадцать раз нужно было исполнить два куплета этой песенки. Нагрузка на связки, конечно, была огромная! Работала она на верхнем регистре, что совсем было не свойственно ее обычному голосу, а пела она, забираясь на еще более высокую ступень, и казалась, что у нее работают уже не гловные а сверх головные резонаторы.

Тяжело было, но она не сетовала. Уставала... Помню такую картину: после четвертого спектакля, пока загружают в машину театральный скраб, она, затягивась глубоко сигаретой, говорит своей партнерше: "Ну, сейчас пятый отыграем, и остается три дня...", - то есть к концу каникул актеры были уже на выдохе. И вот тогда я уже поняла, как тяжел труд актера кукольника. Потом, когда мне приходилось отвечать, где я работаю, а мне помахивали ручкой: "А - а, куколки...", было до слез обидно. Знали бы они!...

Спектакль "Красная шапочка" очень тепло принимался, действие было выстроено живо, интересно, был тесный контакт с залом посредством общения Охотника с маленьким зрителем. Ребята так взволнованно предупреждали Красную Шапочку об опасности, что педагогам с трудом удавалось утихомирить их.

Пьеса написана простым, овеянным легким юмором, языком. Спектакль получился удивительно детским, веселым, и несмотря на то, что в сказке присутствует "кровожадный момент" (Волк проглатывает бабушку и внучку), это не травмировало детей. Они знали, что придет Охотник и обязательно спасет Красную Шапочку, и бабушку, а это было оченьважно - ведь спектакль играли по всем детским садикам города.

"Красная Шапочка" долго держалась в репертуаре. Помню, когда я во второй раз (уже актрисой, а не ученицей) была вновь принята в штат театра (главным режиссером А.Т.Варжало), спектакль стоял в репертуаре. Правда, были другие исполнители, но сценическая жизнь спектакля еще долго продолжалась.

В "Красной Шапочке" мне вскоре удалось сыграть сразу три роли! - акриса, исполняющая роли мамы, Лисы и бабушки, внезапно уволилась, и вот прихожу в театр, Савелий Романович сразу ко мне: "Знаешь текст таких-то ролей?"

А я весь спектакль знала наизусть. Он скорехонько проэкзаменовал меня, я продемонстрировала результаты работы с куклой (самоучки; - со мной еще никто не занимался!) и, напутствуя необходимыми замечаниями, отправил меня на спектакль!

А в этот день - три спектакля в клубе. Я - в шоке! Первый не помню, как отыграла. Помню только, что очень уставала рука, и актеры по очереди поддерживали меня за локоть, чтобы кукла не вывалилась из рук. Все помогали, подбадривали.

На втором - немного пришла в себя, даже что-то улеглось. И вот - третий спектакль: Зинаида Петровна Киселева, выглянув через щелочку в зал, вдруг говорит: "Наталья Константиновна приехала!" Я, конечно, заволновалась, но собрала все свое мужество.

И вот после спектакля Наталья Константиновна собирает всех в какой-то комнатке (там же, в клубе) и начинает говорить о том, что ее чуть не хватил инфаркт, когда Савелий Романович сообщил о своем самоотверженном поступке, она глубоко была возмущена тем, что он разрешил совсем неопытной ученице играть в спектакле! "Решив, что на это безобразие я смотреть не буду, наглотавшись лекарств, я все же не выдержала и поехала на третий спектакль. И что же? - (здесь она делает паузу, а я трепещу от волнения) - Я ожидала увидеть страшную картину, но... я приятно разочарована". Эти слова я запомнила на всю жизнь. Конечно, она сделала несколько замечаний, но все три роли закрепила за мной.

Судьба строго регламентировала тот промежуток времени, за который удалось творчески соприкоснуться с Натальей Константиновной. Этот промежуток настолько был мал и сконструировался, я бы сказала, довольно ироничным образом: в самый разгар застольных репетиций нового спектакля ( она дала мне центральную роль) я уволилась, а когда через три года я вернулась в театр, Наталья Константиновна в качестве приглашенного режиссера уже завершала работу над спектаклем "Маленький парижанин", и я попала в массовку, где она дала мне два слова:"Убийцы! Негодяи!" И несмотря на такой крошечный, буквально по дням считанный срок, Наталья Константиновна неизгладимой памятью вошла в мое сердце... Своей личностью. Помимо внешнего неоспоримого обаяния, с аристократическими, классическими чертами лица, это был человек умный, эрудированный, степенный, спокойно-уравновешенный... Говорила она размеренно, не торопясь, низким голосом, и вдруг иногда в голосе неожиданно прорывался эмоциональный вплеск! И сразу чувствовалось, какой темперамент, какая мощь таится в глубине ее натуры.И при этом - полное отсутствие какой-либо жестикуляции! Только голос! Богатое было голосоведение!

Задачу актера она всегда определяла объемным, весомым, метким и образным словом. При всей внешней строгости в сущности своей это был добрейший, отзывчивый человек. Она как-то сразу поверила в мои творческие возможности, и смело дала центральную роль в спектакле "Ракета В.Д.К." Аббревиатура означала: Веточка (девочка), Дима (по-моему, ее брат) и собачка Клякса. Эти маленькие энтузиасты строили какую-то фантастическую ракету для того чтобы полететь на Марс (или на Луну, может быть). Тогда космическая тема стала модной - запустили спутник. Естественно, она не обошла и кукольные театры.

И вот в самом разгаре репетиции я подаю заявление об увольнении в связи с тем, что перехожу в ТЮЗ (меня пригласили). Наталья Константиновна обеспокоилась, начала активно отговаривать, и вдруг говорит: "Женечка, я понимаю, что 450 рублей - это мало, но сейчас что-нибудь придумаем". Вызывает Савелия Романовича, выясняет, сколько мне возможно прибавить в окладе, и через день выходит приказ, где мне была определена ставка в 500 рублей.

Я была огорчена! Я плакала! Меня манил ТЮЗ, о нем я размечталась, а увольняться теперь неудобно - Наталья Константиновна отнеслась ко мне так великодушно, и отплатить неблагодарностью!.. нельзя было."В ТЮЗ не пущу!" - был однозначный ответ. И все же.. сочинив какую-то байку, я уволилась. На следующий же день Наталья Константиновна узнает о том, что я бессовестно ее обманула, о чем ей поведал Савелий Романович: сижу я в партере ТЮЗа, зачисленная уже в штат, довольная, счастливая, вся из себя мечтательная, и вдруг! - батюшки! -, вижу в дверях лицо Савелия Романовича! Проконстатировав факт моей отвратительной лжи, окатив меня презрительным взглядом, он отправился докладывать Наталье Константиновне о моем бесчестном поступке.

Несколько раз я собиралась с духом придти и извиниться перед Натальей Константиновной, но меня остановил слух о том, что она крайне разгневана и не желает меня видеть. Извинилась я уже позднее, когда встретилась с ней в "Маленьком парижанине". Она, конечно же, не помнила зла, и, таким образом, тяжелый камень с души скатился наконец.

А в 1968 году... Я репетирую преддипломный спектакль, вдруг подходит Анастасия Трифоновна ко мне и говорит: "Пришла Наталья Константиновна, она хочет взглянуть на вас, подойдите к ней..." Меня это так тронуло!...

Она так же величественно переносила свою болезнь, но до конца душой была в театре: присутствовала на всех сдачах, премьерах, активно участвовала в обсуждениях, огорчалась неудачам театра (они, хотя редко, но бывали) и радовалась его успехам и достижениям.

Возвращаюсь на улицу Чкалова.

Вскоре я увидела спектакль "По-щучьему велению". Истинно русская народная сказка! Гармоничное переплетение народного фольклора с изобразительно-исполнительской стороной. И несмотря на то, что спектакль был рассчитан на детскую аудиторию, взрослые смотрели его с неменшим интересом! Все актерские работы были удачными, каждая роль - яркий, запоминающийся образ! Запомнились даже эпизодические роли - глашатай: чуть ли не засыпая на ходу, формально исполняя свои обязанности, они нараспев басили: "Кто-о царевну Несмя-яну рассмешит - поте-е-е-ешит, за того ее царь за-а-муж отда-а-аст!" И так несколько раз, бесстрастным голосом, уходя за кулисы...

Очень точно была передана атмосфера этакого сонного, дряхлого, ветхого царства, в котором задыхалась молодая царевна Несмеяна, обливаясь горючими слезами (Нина Васильевна Каликина).

В этом спектакле удивительным образом чувствовалась мелодика каждой роли, каждого образа... Именно - мелодика! Как в опере! У каждого - свой голос, своя партия. Сейчас, когда припоминаю, можно определить примерно так:
Бас - воевода (Н.Джанумянц)
Сопрано - Несмеяна (Н.Каликина)
Дребезжащий, старческий тенорок - царь (опять же Н.Джанумянц)
Меццо-сопрано - мамка царевны (А.Варжало)
Альт - Щука (Н.Каликина)
Хор - Воевода, войско...и.т.д.
А в общем - звучный, выдержанный аккорд!
Голоса сливались в слаженный ансамбль!


Кстати о голосах: восхищал голос Н.В.Каликиной. В нем слышался мелодичный звон горного хрусталя, раскатистое таинственное лесное эхо, иногда голос журчал прозрачным родничком... Савелий Романович дал точное определение: серебряное горлышко. Точнее не придумать.

Я не могла не обратить особого внимания на исполнение Анастасией Трифоновной Варжало роли Мамки: то, какие она нашла интонации, как аппетитно она предлагала царевне всевозможные яства (аж слюнки текли, особенно когда был голоден!), как нежно "квохтала" около своей подопечной, старалась развеселить ее, распев ее голоса - все вошло в меня огромным интересом к актрисе, к ее образу, и для себя я твердо решила, что буду готовить эти две роли, сыгранные ею - Мамку и мать Емели.

А тут оказия: летние гастроли, на которые было решено везти для детей "По-щучьему велению", а для взрослых - "Зеленую Лисицу". В "Зеленой Лисице" потребовались вводы на роль Кота, и Савелий Романович вручает мне текст роли. Радость моя была беспредельна - за два месяца я смогла бы осуществить задуманное: сыграть Мамку и мать Емели.

И пьеса и спектакль ("Зеленая Лисица") мне были незнакомы. Прогона, как такого, не было. Репетировались лишь сцены, связанные с Котом, и перед самым выездом актеры за столом вполнакала освежили в памяти только текст, в который я не особенно вникала, так как была всецело поглощена заботой о своем Коте: роль давалась нелегко, и с куклой не ладилось. Кукла петрушечного типа, а я уже познала тростевую куклу, у которой было больше пластических возможностей, а здесь какая-то кургузая петрушка, с которой я никак не могу договориться! У Савелия Романовича она по-кошачьи живет, говорит,характерные манеры, походка, а у меня - статика, и характер не получается: выходит то - кошка, то - котенок, то - котенок, то - кошка...

Пурхалась, пыхтела, что-то там получилось, во всяком случае Савелий Романович (он делал выводы) смирился с тем, что Кот может быть и помоложе, и группа выехала на юг Омской области.

Тода в 57-ом году у театра автобусов не было. Были две грузовые машины, крытые брезентом - фургон! Вдоль двух бортов крепились сиденья для актеров, а к одному борту - декорации. По ухабам, по кочкам так трясло и подбрасывало - только держись! Поговорку "Не один пуд соли съели", переиначив, можно так применить к кукольникам: "Не одну тонну пыли съели за период гастролей". Помню приезжали на точку, и первая мысль - скорей отмыться от пыли! Ездили со своими раскладушками, тазиками, чемоданами, чайниками. В.С.Емельянов брал с собой аккордеон, так как после вечернего спектакля для взрослых в программу входили еще и танцы. Зал быстро освобождался от скамеек, пока разбиралась ширма, музыканту отводилось почетное место, и Виктор Степанович играл танго, вальс, фокстрот. Мы танцевали иногда (нас приглашали). Анастасия Трифоновна часто просила: "Виктор Степанович, спойте что-нибудь". и он красивым баритонального тембра голосом исполнял лирические песни.

Впервые "Зеленую лисицу" я увидела на гастролях, за ширмой, стоя с Котом в руках в ожидании выхода. И вот помню - как открыла рот в начале спектакля, так и не смогла закрыть его до финала, - так поразила меня игра Анастасии Трифоновны Варжало. Она играла Зеленую Лисицу.

Немножечко экспозе: зеленая - потому, что спасаясь от преследователей, Лиса случайно попадает в бочку с зеленой краской, и с головы до ног выкрашивается в зеленый цвет. Лесные звери не узнают в ней прежнюю неудачницу, оробели почему-то, бедные... Лисичка это мигом усваивает, и результате становится полновластной хозяйкой, перед которой все пасуют, расшаркиваются и говорят шопотом, заикаясь от страха. И что делала Анастасия Трифоновна! Это было гротескное сатирическое изобличение особы, дорвавшейся до власти! Ее Лиса огромными кусками глотала даровой пирог полновластия, захлебываясь, с жадностью пила сладкий сок поклонения! А пела как! Потрясающий вокал! Итальянский "Ла Скала"! Великолепное пластическое решение образа!

Весь этот красочный исполнительский фейерверк водопадом обрушился на меня, и я забыла о своем Коте...И только когда Лиса кричала: "Эй, Котяй! Лентяй отпетый! Марш ко мне, скорее! Где ты?! - я тогда спохватывалась, что мой выход, и в спешке забывала текст роли.

Не помню, какаим образом в "Ракете В.Д.К." космическая тема увязывалась с появлением Бабы-Яги, но очень хорошо помню фантастические раскаты смеха Анастасии Трифоновны в этой роли. И когда я вернулась в театр и узнала, что Анастасия Трифоновна перешла на режиссерскую работу, у меня невольно вырвалось: "Анастасия Трифоновна, в вашем лице театр потерял интереснейшую, сочную острохарактерную актрису!"

Зато приобрел талантливого режиссера! От не исходил какой-то магнетизм. Волей - неволей мой взгляд всегда приковывался к ней: играла ли она роль, читала ли книгу, репетировала ли с актерами.

Вот, например, как она относилась к своей кукле: она брала ее в руки, как маленького ребенка, и начаналось что-то сакраментальное! И всякий раз! - внимательно проверит, как повязан платок на кукле, аккуратно расправит воротничок, манжеты, тщательно разгладит рукой складочки на юбке, что-то тронет в парике куклы... Рукой как бы осеняла свой персонаж перед началом спектакля.

Даже котурны одевала по особому: осторожно брала топорные деревянные скамеечки, (как хрустальную вазу!), ставила свою завлекательную ножку на скамеечку, и на манер римских сандалий обвязывала тесемочками ногу стаким видом, будто плела кружево по государственному заказу. При этом всегда казалось, что она надевает дорогие изящные туфельки на высоком тонком каблуке.

Она тщательнейшим образом разрабатывала режиссерскую экспликацию - ее ни чем нельзя было подловить!

Режиссерский почерк - свой собственный, твердый, уверенный. Из 60-х годов,что я видела, особенно запомнились спектакли: "Сэмбо", "Аленький цветочек"(кукольная классика!), "Черный вальс" (когда Анастасия Трифоновна прочла коллективу пьесу - все влюбились в этот материал), "Град-Лебединец" (великолепные работы были у Н.Каликиной - фимушка, и у В.Емельянова - Васька Бражник) и, конечно же, "Чертова мельница", спектакль для взрослых. В нем были задействованы лучшие силы театра. Целая галерея интересных образов: солдат Мартин, веселый бессеребренник, балагур, "орфей", - В. Емельянов; блистательный, мелким бесом рассыпающийся черт Люциус (Т.М.Варжало). Абсолютно разные, мастерски отточенные три работы Дмитрия Силина (к сожалению, очень краткий срок проработавшего в театре - по сугубо личным обстоятельствам вынужден был вернуться в Тюмень); пьяница и картежник черт, обитающийна мельнице; нищий студент, страстная, экзальтированная натура, и чертовский обаятельный Люцифер (по-моему, Люцифер... словом, кто-то из верхнего эшелона чертовской власти). Три роли - и не скажешь, что это играет один актер, настолько они были разные и по характерам, и по кукловождению.

Пылкая Дисперанда (Н.Каликина) и рассудительная Кача (З.Киселева). Запомнилась фраза - Кача говорит: "В такой темноте невинной девушке с дороги сбиться ничего не стоит!" И они не сбились, как черти не старались. И Дисперанда, пройдя через терни к своему возлюбленному, не обольщаясь никакими богатствами, бросается, наконец, в объятья бедного студента, до гробовой доски в нее влюбленного, Мартин с Качей находят счастье в брачном альянсе...

О куклах (по тому времени крупных, ярких, выразительных, художник Н.Абакумова) распространяться не буду, но очень запомнилась мне кукла Отшельника. Эту роль блестяще сыграл Н.А.Джанумянц. Он настолько слился со своим персонажем, так удачно положил голос на куклу, что каждое слово, каждое движение вызывало смех. Как сейчас, вижу тщедушную фигуру этого схимника, на котором от малейшего дуновения ветра, движения трепыхается посконная "рубаха", под которой едва-едва угадываются живые мощи (питался одними кузнечиками, сушеными акридами!); Помню как сосредоточенно и ловко Отшельник ловил стрекочущую живность, Обитал в дупле раскидистого дерева, и когда лицо куклы выглядывало из дупла, и Николай Ассатурович произносил какую-либо фразу - в зале непременно раздавался смех. Как только выдавалась свободная минутка (мы, молодые, были в спектакле "на побегушках"), я опрометью мчалась на цыпочках в зал посмотреть любимые сцены.

Играли спектакль только на стационаре. Хорошо помню атмосферу зрительного зала - было два состояния: или мертвая тишина, так как зритель боялся пропустить хотя бы одно слово со сцены, или - гомерический хохот. И вот когда наступала мертвая тишина в зале,- помню, за ширмой говорили еле слышным шопотом (друг другу, когда нужно было о чем-то попросить) и ходили на цыпочках, чтобы зритель не слышал наши рабоче - технические звуки за ширмой. И когда вдруг что-то падало, издавая посторонний звук,- мы замирали от ужаса, что зритель мог это слышать.

А.Т.Варжало воспитала целое поколение актеров. Это была хорошая актерская школа. Она воспитала и зрителя, и не только своими спектаклями. Казалось бы работа со зрителем - это сфера педагога, но Анастасия Трифоновна и здесь не оставалась равнодушной Она, например, предложила посвящение в зрители. Происходило это так: Валентина Максимовна Берман, педагог театра, обращалась в зал перед спектаклем - ребята поднимите руку, кто сегодня впервые увидит кукольный спектакль? Поднималось несколько рук, "новички" вставали, и зал дружно поздравлял их. Некоторые из ребят ("бывалых") рассказывали, как нужно вести себя во время спектакля: не грызть конфеты, громко не разговаривать о посторонних вещах, чтобы не пропустить текст, звучащий со сцены, и не помешать своему соседу, и.т.д. Все это проходило в игровой форме. Анастасия Трифоновна устраивала родительские собрания, на которых разъясняла как нужно готовить ребенка к театру, учитывая его возраст. Над кассой всегда висело привлекающее внимание объявление, где было указано, на какую возрастную категорию рассчитан спектакль, и кассиру было вменено в обязанность осведомляться, для какого возраста родитель покупает билет, тут же дать совет. Это делалось для того,чтобы предотвратить тот трагичный для ребенка момент, когда его приведут в театр, а контролер не имеет права пропустить. Пропускали, конечно же пропускали!

Ребенок же не виноват, это родители такие самоуверенные: каждый считает,что его ребенок гениальный. А потом убеждаются, когда в зале поднимается рев - ребенок испугался Бабы-Яги, Кикиморы, или Лешего, к примеру, и тогда мамаша смущенно уводит свое чадо домой, убедившись, что работники театра были правы: каждый спектакль рассчитан на определенный зрительский контингент.

Хлопот с родителями было больше, чем с детьми. Не каждый понимал, что если взрослый человек сядет в центре зала, что сидящий за ее спиной ребенок ничего не увидит со сцены (таковы специфические особенности зала!). Было заведено, что родители сидели в последних рядах или занимали боковые, крайние места рядов, то есть папы-мамы сидели отдельно от своих детей. И вот, помню, Анастасия Трифоновна входит в нашу малюсенькую режиссерскую комнатку со счастливой улыбкой и рассказывает, что сейчас произошло в зале: какая-то очень упорная мама ни за что не хотела сидеть отдельно от своего ребенка (довольно уже самостоятельного), и педагог с подключившейся Анастасией Трифоновной безрезультатно пытались ее убедить пересесть на другое место. Вдруг из взрослых рядов поднимается одна из мам, подходит к этой женщине и говорит: "Извините, но в нашем театре такие правила!"... "В нашем театре" - эти слова прозвучали благодарностью за терпеливый и кропотливый труд и Анастасии трифоновны, и педагога в этом деле, нелегком и весьма щепетильном.

Я благодарна Анастасии Трифоновне Варжало за ее внимание ко мне, как начинающей актрисе: это она мне помогла в работе над ролями Мамки и матери Емели ("По-щучьему велению"). Кроме того это был мой первый учитель в работе с куклой - обучала она меня на тех гастролях, 1957-го года...

Я благодарна ей за помощь и поддержку, понимание и тактичность как к начинающему (обычно говорят,-молодому) режиссеру. Она никогда не навязывала своего мнения, как бы межлу прочим осведомляясь, как я рисую образ спектакля, как наметила решение ключевых моментов, как вижу распределение ролей, и даже если наши мнения в чем-то не совпадали, она всегда говорила: "Ну что ж...Попробуйте..." А ведь она могла всеми полномочиями главного режиссера сказать: "Только так, и не иначе!...

С ней очень интересно общаться, она удивительный рассказчик (и слушатель!) Самые, казалось бы, прозаические жизненные ситуации она могла овеять романтическим ореолом. Помню, неоднократно говорила ей: "Анастасия Трифоновна, вам нужно писать! Писать повести, рассказы, пьесы!..." А она отвечала: "Вот пойду на пенсию, Евгения Ивановна, буду писать пьесы, а вы будете ставить!"...

Но не всем мечтам, к сожалению, суждено осуществляться. И конечно же, у меня самые теплые воспоминания о Тадеуше Мечеславовиче Варжало, который занимал большое место в театре: его актерский вклад неоценим, как впрочем и все, за что бы он ни брался. Во всем эрудиция, изобретательность, неистощимая фантазия, увлеченность. Он преподавал мастерство с куклой, он был прекрасным механиком, постановщиком трюков, он же - фотограф (знаю что у многих хранятся его фотографии, работы представляющие сейчас историческую ценность для театра), он же - художник-прикладник (в его руках любой сучок превращался в конкретный художественный образ), он же - токарь, плотник, поэт... Из всего "алмазного фонда" театра это - Куллинан! О нем можно бесконечно рассказывать, но приостановлюсь исключительно потому, что все, кто проработал с ним бок о бок, будут говорить то, что я могу еще сказать, а я лишь присоединяюсь к высокой оценке его творческой деятельности. Могу добавить: он очень помог в "Коте в сапогах" и мне, и художнику, делающим первые шаги на тернистом пути искусства. Помог и моральной поддержкой, и умением сгладить "острые углы", шуткой снять моменты напряжения.

В "Коте в сапогах" художник на отрез отказалась детализировать покои Людоеда в замке. Стояло одно кресло, на котором когда-то восседал Людоед.А текст пьесы говорил о богатом убранстве зала. Что делать? Для себя я выстроила целую цепь действий, но на репетиции пока не выдала свои предложения - было интересно, как актеры обыграют эту скудную обстановку. Фантазия Тадеуша Мечеславовича превзошла все ожидания! Его Король, оглядев невзрачное кресло, голую сцену и пустые кулисы, вдруг посмотрел на "пол" в замке и воскликнул: "Какой дивный паркет!" Разбежавшись, Король, как мальчишка, на одной ноге заскользил по "паркету". Это немедленно было подхвачено актерами, и получился целый игровой кусок, с падениями, детским задором, с которым обычно резвятся ребятишки на катальной горке. Я, конечно, отказалась от своих режиссерских выкладок, остановившись на предложении Тадеуша Мечеславовича.

Ювелирно отточенное мастерство, тонкое чувство юмора - именно это вывело многие его работы (актерские) в ряд выдающихся.

"Кот в сапогах"... Мой режиссерский первенец... Спектакль рождался в муках, болезниных схватках, тяжелых потугах. Камнем преткновения послужило разногласие с художником в решении образов, то есть кукол. Для Эстер Коган, так же, как и для меня, это был преддипломный спектакль. Без всякого сомнения, как художник она была одаренным человеком. Но с первых диалогов, с первых эскизов пошла (причем, круто!) вразрез с режиссерским решением, с режиссерской установкой. Например, Петютю, юную дочь Короля, она хотела видеть не иначе как 45-летней "перезрелой тыквой", разъевшейся, разжиревшей тушей огромных габаритов, которую отец не знает, как сбыть с рук.

Нищего обездоленного Жака - расчетливым негодяем, который стремится взять реванш за, что его лишили наследства, дав ему лишь Кота, потому он и стремится жениться на дочери Короля.
- Тогда кто же Кот?, - спрашиваю. - Почему он помогает этому негодяю?
-Кот устраевает эту свадьбу, чтобы самому пожевиться. Он потом ляжет на печи и будет жиреть. И Кот, и Жак - это два тунеядца и прохвоста!


Ее точка зрения была оригинальной и вполне логичной: пьеса Г.Владычиной тянула на переакцентировку - фраза строилась так, в нее можно было вложить любой подтекст. Было полное раздолье и бессловесному игровому переосмыслению. Но этот спектакль предназначался для детей младшего возпаста, и, понятно, совсем не требовалось делать из Кота отъявленного плута, продувную бестию, пройдоху с сибаритскими наклонностями. И несколько авантюрные действия Кота направлялись на благое дело: Кот спасал бедный люд от Каннибала и устраивал счастье своего хозяина только потому, что Жак и Петютя полюбили друг друга. А кроме того это - любимый герой сказки Перро, и разочаровать детей мы не имели права.

Я отстаивала свою позицию, а она - свою, и начиналась "у попа была собака..." Этот рефрен длился целых два месяца, пока нам довольно прозрачно ни намекнули, что пора выходить на художественный совет.

На первом худсовете куклы приняты не были. Меня они тоже не устраивали. Во второй раз - тоже самое, несмотря на то, что Эстер что-то переделала, во всяком случае лично меня половина эскизов устраивала. На третьем худсовете большая часть присутствующих весьма критически оценила эскизы кукол, хотя мне они были уже симпатичны. После длительных дебатов спросили: "Режиссера устраивает?"
- Устраивает, - ответила я, и тогда,как говорится, был дан зеленый свет, да и время поджимало.

Пока были подставные куклы, репетиции ладились, но вот из цеха стали поступать новые куклы, и начались недовольства, отчасти справедливые: куклы тяжелые неудобные. Да, куклы были крупные. При всей лаконичности декорационного оформления мы с художницей пришли к единому мнению: декоративными будут сами куклы. Но, оснащенные механикой, ежедневно дополняющиеся гримом, париком, костюмом, различными атрибутами, куклы день ото дня становились все тяжелее.

Среди актеров начался ропот недовольства. Один актер даже заявил, что с этой куклой он работать не может. Обстановку разрежал Тадеуш Мечеславович - что-то переделывалосьна ходу, что-то изменялось по возможности, упрощалось.

С горем пополам добрались до сдачи. На сдаче по ходу действия спектакль принемался зрителем хорошо - чувствовалось по реакции зала. Но обсуждение прозвучало несколько странной концепцией: режиссерски спектакль всех устраивал, а куклы подвергались яростным нападкам со стороны выступающих (а это, значит,- рекошетом в режиссера). Ни единого слова в защиту художника! Кто-то из выступающих договорился до того, что кукла Жак напоминает ему "заспиртованный выкидыш из кунсткамеры"...

Но жизнь шла своим чередом, актеры привыкали к куклам, спектакль принимался зрителем, ребята были в восторге от героя - Кота. Правда, некоторые родители поначалу оставляли в книге отзывов замечания, что "куклы страшные, такими только пугать детей".

Но по глазам ребят (я смотрела не столько сам спектакль, сколько вглядывалась в лица ребят, тихонечко скользя за боковыми колоннами от первого ряда до последнего) было очевидно, что куклы их не пугают...

А через несколько лет в актерской одна актриса сказала, когда вспоминали злополучный день сдачи: "Самые интересные куклы - в "Коте в сапогах"...

И я до сих пор считаю, что куклы были интересны, выразительны, яркое шаржирование укрупнялоосновную черту характера: Принцесса Петютя - сплошной наив; Жак - простолюдин, покорная доверчивость; Король - явный аристократ, добродушность и легкая вспыльчивость вполне увязывались с лепкой маски куклы; Кот - плутоватый озорник; Граф - глуп, как кузнечик...

Как только отзвучали аплодисменты после сдачи спектакля, Анастасия Трифоновна, поздравив меня, спросила: "Ну, какого Кота я вам посоветовала? (Здесь Анастасия Трифоновна сама распределила роли, так как я еще не знала многих актеров).

- Великолепно! - ответила я.

Работа Василия Ивановича Евстратенко была удачей. К его кукле тоже было много претензий, в основном, Что кукла необаятельная. Но В.И.Евстратенко вдохнул в нее столько обаяния, что невольно вертится на языке: Нет необаятельных кукол, есть неумение и нежелание полюбить эту куклу, взглянуть на нее новым, нестандартным взглядом. Он мастерски взял искусство кукловождения: интересно обыгрывал новые сапоги, учился в них ходить, подражая человеку; Кот осваивал плащ, поначалу неудобный, но вскоре научился его носить. Старательно обучался поклонам, галантно снимая шляпу (все это с живым вниманием принималось зрителем).

А как его Кот бежал!!

В спектакле было три панорамы: Кот опережая королевскую карету, должен был добежать до косарей, затем до жнецов, потом к замку Людоеда. Каждая панорама длилась почти 30 секунд. Полторы минуты с небольшим перерывом актеру нужно было отмахать тростями! Впечатление было потрясающим: Кот перепрыгивал через кочки, успевал обежать вокруг куста, поправить на ходу шляпу, вдруг растянуться, споткнувшись о пенек ( когда кто-либо не успевал вывести деталь "пейзажа", он прекрасно обыгрывал техническую неполадку, быстро орентируясь). Реакция в зале, была однозначная: "Во дает! Вот чешет! Вот несется!"

В том как бежал Кот, иногда проскальзывало что-то от разыгравшегося не в меру всамделишнего кота, когда с горящими глазами пушистый, нам домашний зверек гоняется за игрушкой, вообразив, что это - мышь.

Любая сцена обыгрывалась актером с такой увлеченностью, его кукла пластически выражала мысль так точно, плюс личное обаяние, отразившееся сполна в кукле, - все отозвалось общепризнанным успехом В.Евстратенко в этой роли.

Финал спектакля шел при спущенной наполовину обтяжке, актеры видимые по пояс, под скандирующие аплодисменты выходили на поклон, и Василий Евстратенко, ростом 1 метр 75 сантиметров (а то и выше) сам придумал эффектность своего выхода: фантастически сложившись чуть ли не в три раза, актер невидимо шел вдоль ширмы, пряча лицо под плащом Кота. Дойдя до середины, вдруг во весь свой рост неожиданно выныривал рядом с Котом - всплеск дружных аплодисментов говорил о том, что зритель полюбил Кота и принял таким каким он предстал в кукле: с крупной несколько неуклюжей головой, с легкой ироничной усмешкой в зеленых глазах и линии рта, в черном "кошачьем" фраке, на котором, переливаясь, алел широкий плащ.

Когда из театра уволился Т.М.Варжало, В.И.Евстратенко восполнил эту потерю, как талантливый ученик своего учителя.

Ему пришлось поработать в нескольких ипостасях: прежде всего это был актер, по совместительству - завпост, механик кукол. В режиссуре пробовал силы. Впоследствии - директор театра.

Творчески активный, ищущий, всегда готовый предложить свою помощь.

Спектакль "Сказ пор слово сильное, звезду алую, барабаны громкие" (А.Антокольский), посвященный 30-летию победы в Великой Отечественной войне, мы с художником Музой Тороповой задумали как спектакль - плакат. Было всего три цвета: красный, белый, черный.

В сцене, когда сражаются три два войска (красные и белые), плоскостными куклами, движения которых были крайне ограничены, невозможно было добиться динамики боя.

Сидя в зале, я горевала о том, что театр не имел возможности приобрести импульсную лампу. Что-то пробовали, примеряли - не получалось. И вдруг В.И.Евстратенко говорит: "А давайте попробуем двумя пистолетами - два сконцентрированных луча, перебивая друг друга, вполне создадут имитацию импульсивной лампы!" Сказано - сделано. Один из пистолетов зарядили красным фильтром. Оказалось не так просто, как все представлялось: приборами так нужно было энергично болтать из стороны в сторону (плюс еще тяжесть!), что один из них сразу же сгорел. Положение выправили попробовали и так и этак... Эффект получился сверхожидаемый!!

И вот помню гастроли во Львове. Играем во Львовском дворце культуры (первый спектакль). Сражение - моя любимая сцена. Сижу в зале и молю Бога - только бы не подвели пистолеты, только бы выдержали!! К счастью, все прошло благополучно, и когда наш эксцентричный бой под душещипательную фонограмму закончился, мужчина, сидящий рядом со мной (я подсела к взрослому ряду), с выдохом напряжения, откинувшись на спинку сиденья, сказал своей знакомой: "Вот что можно сделать светом!"

Это - заслуга В.И.Евстратенко. И не только в этом! Говорю: "Василий Иванович, как бы сделать подвижным, трансформирующимся на глазах, зеркало сцены? Угол звезды, ускую полосу, уходящую вверх или вниз?" "Надо подумать!" - через день уже приносит чертежи, рисунки. И задумка воплощается в реальность.

Поскольку спектакли в основном игрались на выездах, постановщикам всегда приходилось ломать голову - как облегчить, упростить оформление с учетом этого остро нелюбимого действа: на выезде спектакль всегда терял свою первозданность и в освещении, и в дискомфортных условиях различных сценических площадок; особенно пугали дворцовые залы с уходящими вверх по ступенькам рядами, из средних рядов уже начинали просматриваться головы актеров, отвлекая зрителя от действия. Зачастую что-то ломалось при перевозках. Словом, эта неизбежность доставляла много огорчений нам, режиссерам. И в спектакле "Аистенок и Пугало" (Л.Лопейская, Г.Крчулова) мы с художником М.Тороповой решили основную изобразительную и смысловую нагрузку наложить на обтяжку при легком лаконичном оформлении сцены. Обыгрывались три времени года: осень, зима, весна. Все техническое решение ложилось на В.И.Евстратенко. И благодаря его изобретательности происходили чудесные превращения: с дерева облетали последние листья; серая осенняя с пожухлой травой обтяжка на глазах у зрителя, постепенно покрываясь снегом превращалась в огромный снежный сугроб. С наступлением весны на обтяжке (снежной) появлялись первые прогалины, звенел звонкий весенний ручей, под осевшей снежной шапкой проглядывали первые весенние цветы, и вскоре обтяжка превращалась в зеленеющий лужок с пестреющими цветами. На дереве (соответственно) набухали почки, распускаясь молодыми нежными листочками.

Во время последних репетиций у меня возникли опасения, что все эти метаморфозы будут скучны детям (старший детский сад, младшие школьники), тем более я использовала классическую музыку, в основном - Глиэр Р.:"Концерт для голоса с оркестром".

Я попросила педагога Валентину Максимовну Берман привести на репетицию (прогон) дет.садовскую группу и младший класс, чтобы проверить реакцию адресата. К нашей радости все рассчеты оказались верными: с активным интересом принимались все эти превращения. При опросе дет.садовцы пересказали весь спектакль от и до, сняв все сомнения мои и опасения.

Совмещение должности не мешало В.И.Евстратенко создавать яркие запоминающиеся образы в спектаклях: Ворон в "Маленькой бабе-Яге"; Авария в спектакле "Тайна трех "НЕ""; на последнию у меня было назначено два актера: В.Евстратенко и Э.Ураков. Обе работы получили признание зрителей. Они несколько отличались друг от друга сущностью характера, но и та, и другая - это интересный самостоятельный образ, запоминающийся ребятам, цитирующим после спектакля изречения дяди Коли (кукольника)- он же своей куклой Аварией разыгрывал все опасные, подстерегающие на проезжей части улицы, ситуации. Получалось как бы - спектакль в спектакле.

Актеры запоминаются по своим работам, и я не могу обойти вниманием работу Т.Г.Овсянниковой в спектакле "Волк в сапогах" (С.Прокофьева), где она сыграла заглавную роль. Когда я сделала распределение ролей, Анастасия Трифоновна высказала некоторое сомнение, что я рискую, отдавая мужскую роль актрисе. Эту же тему подняла Антонина Федоровна Решетникова, директор. Мне удалось (без труда) убедить их в том, что Волк может быть и подростком с ломающимся голосом.

Актриса вначале тоже не могла отвязаться от мысли, что это - мужская роль, но шаг за шагом, день за днем она разыгрывалась, и в середине рабочего процесса уже было очевидно, что я не ошиблась в творческих возможностях актрисы.

Спектакль "Волк в сапогах" в Омском театре кукол был "первопроходцем" открытого приема, то есть актер работал с куклой на глазах у зрителя, без ширмы.

В некоторых театрах страны этот прием использовался уже довольно смело, но омскому зрителю он был предложен впервые.

Опять же не могу ни вспомнить реакцию членов приемной комиссии. После сдачи - молчание. Никто не решается выступить первым. Потом кто -то робко заговорил о том, что актеров надо бы все же скрыть, так как они мешают воспринимать происходящее на сцене действие, хотя мы из предосторожности надели на актеров черные костюмы. И черный фон задника, кулис и костюмов по нашему предположению с художником (М. Торопова) не должны были так же отвлекать от яркого цветного пятна: кукла, кубик (декорации были решены в детских кубиках).

К счастью каким-то образом в зале оказалось несколько детей, и комиссия стала допытываться: "Кто тебе понравился больше всех? А не мешала ли тебе тетя, которая водила куклу?" Все ребята дружно отвечали: "Не мешала", а одна бойкая девушка укоризненно произнесла: "Куколки сами ходили!" Тут все развели руками, рассмеявшись: "Ну что ж! Решающее слово осталось за зрителем!

Спектакль живо воспринимался как младшим возростом, так и старшим. Вскоре спектакль повезли на гастроли в город Киров. Кировские газеты тепло отозвались о работе в целом:"В спектакле заняты 8 артистов, почти все они молоды, относятся к своим героям с любовью, работают с увлечением. Все это видно сразу уже потому, что спектакль идет без привычной ширмы, артисты водят своих кукол на глазах у зрителя, легко и играючи переставляют декорации...

То, что происходит на сцене, можно точно определить словами - игра-представление...

Волку индивидуальность сообщает не столько внешний облик (кукла выполнена традиционно), сколько манера поведения, интонации, какими наделяет его артистка Т.Овсянникова. Она с хорошей изобретательностью подошла к своей роли. Волк запоминается многими чертами и черточками своего характера: он злой и озорной, хитрый и жалкий".

(Газета "Кировская правда", 23.09.73г., "Волк в сапогах"
из Омска. Л.Юрова)

Спектакль этот не совсем обыкновенный. Он кукольный, но мы на протяжении всего действия видим и слышим самих актеров. Ширмы нет. На черном фоне актеры в черных костюмах водят веселых, ярких, больших кукол. И все зрелище веселое и яркое...

(Кировская газета "Комсомольское племя", 1973г. Т.Николаева)

Ленинградский критик Е.С.Колмановский в своей книжке (Из записок критика) "Театр кукол, день сегодняшний", "Искусство", Ленинградское отделение, 1977г.) дал такую оценку : "В Омске Е.Незлученко поставила "Волка в сапогах" С.Прокофьева, открыв актеров и сделав тем самым их, увлеченных, работающих со смыслом и искусно, не менее основными персонажами спектакля, чем те, кого они представляют.

Основной конструктивный элемент в пространстве этого спектакля - кубы. Различным образом расставленные, они создают игровые площадки. Работа актера с куклой, происходящая у нас на глазах, придает необычное значение, привкус тут же радостно совершаемого изображения всякой детали, каждому выразительному повороту куклы : Волка, Котенка, Щенка и других. Щедро оснащенный музыкой, спектакль приобретает повышенную ритмодинамичность _ позволю себе такое словообразование. Это ритм творческого создания роли актером на наших глазах, это динамика его отношений с персонажем, которая благодаря точности и занимательности деталей, стала особенно звучной и выпуклой".

"...Я смотрел этот спектакль омичей вместе с 14-летними детьми, аудиторией для театра кукол, быть может, самой опасной. Но точно и многообразно развернутый открытый прием сделал спектакль более интересным, чем это могло быть по его сюжету; в нем появился дополнительный, содержательный момент...

"Вот актер на наших глазах водит Волка (в некоторых моментах актер работает с помощником); смело очерчивает в "мизансцене тела" его наглость, изворотливость, развязаность - они почти скульптурны; а вот он, Волк, притворно добрый, льстивый, да еще с явными способностями к подражанию - теми, что в обиходе считают "актерскими"...

Эти слова Е.С.Калмановского относятся к исполнителю Волкп - В.С.Емельянову, он сыграл роль после того, как Т.Овсянникова уехала в город Пермь. Опытный актер, разноплановый, он придал своему герою окраску уже более старшего по возрасту. Это был взрослый Волк, по-прежниму тот, каким он задумывался вначале: разбитной субъект с прекрасными актерскими способностями, которые направлялись усилиями действующих персонажей на хорошее, доброе дело - он стал играть роль светофора, следить за порядком на бойкой пешеходной дорожке.

И све же они были разные, эти два Волка. У В.С.Емельянова - это уже ас своего рода, прочно освоивший все актерские амплуа, точно рассчитывая, что тот или иной "актерский" прием сработает, как часы... У Т.Овсянниковой Волк молодой пробующий себя в той или иной роли, делающий радостное для себя открытие: оказывается, еще и так можно!! Даже входит в раж - так разыгрался!

Вообще у Т.Овсянниковой своеобразная манера кукловождения (впрочем, как и у любого). Она не раскладывает движение на элементы, а выражает пластическую мысль своего пресонажа крупными мазками, точно отобранными характерными жестами. Ее Петушков ("Петушков из Гребешкова") - этакий серьезный мужичок, и в то же время - такой мальчишистый, угловатый, рассудительный - строгий деревенский парнишка, с характерной переваливающейся походкой, угловатыми жестами...

Ее Ведьма ("Солдат и ведьма") - нечто пресмыкающееся, ползающее по земле; крадущаяся, неслышная походка. Яркая речевая характеристика. Меня всегда подкупало то, как актриса умеет слушать партнера! Она великолепно проводила внутренний диалог. При этом ее кукла никогда не мешала берущему на себя действие партнеру, не отвлекала внимание зрителя на себя, но в то же время я видела, как активно живет ее персонаж в тех или иных зонах молчания.

Я любила работать с молодыми актерами, коими в то время были С.Есвтратенко, Л.Шнякина, Галина Исаева, Г.Власов, С.Бобкова, Б.Бусоргин. Все они творчески росли у нас на глазах, и их удача в работе была и нашей режиссерской удачей. Мы с Анастасией Трифоновной старались их "мять" в разных планах.

Один Московский критик, просмотрев "Малыш и Карлсон" и "Ай да Мыцык!" даже не поверил, что одна и та же актриса (Л.Шнякина) играет и лиричного Малыша и экстравагантную, "бальзаковского возраста" одиникую тетушку Марину. (А если бы он видел ее Королеву, надменную гранд-даму в "Солдате и ведьме"!) Как радовала меня еще совсем молодая (в творческом плане) актриса Галина Исаева в роли Сэмбо в одноименном спектакле (Ю.Елисеев). От трогательного, восторженного ребенка (будем так называть) до зазнавшегося и зарвавшегося вредного мальчишки, не знающегоеще, чем могут обернуться его слишком ранняя самоуверенность - Г.Исаева очень точно пронесла через весь спектакль сложный психологический процесс юного неопытного существа.

На моих глазах творчески "мужал", рос и крепко вставал на ноги Г.Власов... Ему я могла поручить любую роль, и он не подвел меня ни разу. И его слабоумный, сюсюкающий Король ("Солдат и ведьма"), и франтовато-пижонистый супер-Волк ("Три поросенка и Волк"), незадачливый,но строящий из себя опытного Татя, Воришка (Малыш и Карлсон"), и грустное, добрейшее существо - Пугало ("Аистенок и Пугало") - все его герои абсолютно разные, вылепленные интересно, выпукло, с большим мастерством.

Г.Власов не гнушался выполнять и "черную" работу за ширмой: подать и закрепить реквизит, пролаять собакой за кулисами, помочь партнеру в сложных мизансценах. Ярко запомнился случай, происшедший на сдаче спектакля "Ай да Мыцык!" Ширма в этом спектакле была решена (художник М.Торопова) необычным образом: ею служили - мебельная стенка в комнате тетушки Марины, трюмо, кресло, и стол в центре комнаты, покрытый скатертью. В спектакле всего три действуюших лица: мышонок Мыцык, кот Кыцык и тетушка Марина. Тетушка Марина была решена в живом плане, а мышонок и кот - в куклах. Для того, чтобы куклы могли свободно двигаться в сценическом пространстве, то есть с кресла на стол, со стлоа на трюмо, пробежать по верху мебельной стенки, потребовались дубли кукол. Было сделано четыре мышонка и четыре кота. Актеры, работая с дублем скрывались за мебелью, двигаться они не могли, так как прочно занимали "Свои места" за декорацией, удобно устраиваясь на 40 минут действия, и видимость передвижения кукол по всей сцене достигалась всевозможными игровыми хитростями, что вполне удалось, судя по реакции зрителя в финале спектакля: ребята шумно удивлялись, когда на сцене одна за другой, появлялась пара кукол - кот и мышонок (они до последнего момента не догадывались, что львинную долю работы выполняют дубли).

И вот на сцене, когда Кот гоняется за мышонком, потребовался визуальный пробег кота через всю сцену - от одной кулисы - к противоположенной. Как это сделать? Пробовали быстро протащить Кота при помощи лески - не получалось. Мышонок смотрелся в таком решении, а кот сразу превращался в тряпичного мертвеца. А уж очень хотелось эффекта!

Г.Власов предложил "толкание ядра" - то есть сделать бросок куклы из одной кулисы в другую. Кот - в полете за мышонком.
- Аесли промахнетесь? - спросила я.
- Не промахнусь, нужно порепетировать только.


На следующий день Гена демонстрировал снайперское попадание за кулису, рассчитав положение куклы, чтобы она "по пути" не перевернулась кверху лапами. На репетициях, прогонах прыжок был точен, цель успешно достигалась.

Сдача спектакля. Приближается момент броска. Я даже не волнуюсь - все отработано, как на параде. И вдруг! - кот, пущенный актером, ударяется о кулису и с силой прямо противоположенной броску, оттолкнувшись от кулисы, летит обратно и шлепается на середину сцены. На сцене - заминка, в зале - легкое недоумение. Я лихорадочно соображаю, как выйти из ситуации. И вдруг Гена, спокойно выйдя из-за кулисы, нисколько не смущаясь, поднял куклу и гордо удалился в вдругую кулису. Кое-кто даже подумал, что так и надо, так задумано. Такого больше не повторилось, а здесь, видимо, оказалось волнение.

Когда мышеловка не поназначению защелкивалась на хвосте у Кота, и он начанал с воплями носиться по сцене, Г.Власов ( он не играл эту роль, ее великолепно исполнил В.С.Емельянов, а Гена выполнял лишь "черную работу") виртуозно изображал метание кота вверх-вниз по кулисе чуть ли не от потолка до самого пола. Игра производило сильное впечатление, зритель всегда бурно воспринимал этот эпизод.

Самое неприятное для творческих работников - это накладки. Бывало всякое: вдруг начинала дымитьсяпадуга от слишком высокой вспышки ликоподия, наводя ужас - не дай бог - пожар случится! Вдруг вываливался реквизит у куклы через ширму, в зал, и тогда кто-нибудь из зрителей подавал его на сцену... Помню, на сдаче "Золотой девочки" (режиссер А.Варжало) у одной из кукол (антигероини) сломался гапит, и голова могла принимать лишь два положения - или откинуться назад, глядя в небо, или упасть вниз, созерцать дно колодца. В таких случаях выручали героические усилия актеров - обыграть казус так, чтобы зритель не заметил, не догадался.

Спектакль "Чебурашка и его друзья" (художник В.Сабуров) оказался очень живучим. Я не могу сейчас сказать, какая была протяженность во времени, но хорошо помню, что после того, как отыграли его по всему городу (и другим городам) и прозвучал "реквием" - показ по телевидению, всегда ставивший крупную жирную финальную точку, - даже после этого его продолжали показывать и на стационаре, и на выездах бесчисленное количество раз. Он служил выручалочкой: если по каким-либо причинам срывался плановый спектакль, против замены его "Чебурашкой" никаких возражений у зрителя не было. Наоборот, дети радовались,что вновь встретятся с любимым героем. Нас с В.Сабуровым особо отметили в премии с сопроводительной формулировкой: "...как за самый яркий, красочный спектакль сезона" (1971 год).

В создании кукол мы с художником решили повторить мультифильмовский облик основного героя: слишком уж дети привыкли к этой лопоухой очаровательной мордашке. И перед исполнительницой С.Евстратенко стояло довольно трудная задача: посоревноваться с Кларой Румяновой - звездой мульифильмовских героев (особенно прославился ее Чебурашка).

Молодая актриса, выпускница Пермской театральной студии, С.Евстратенко (С.Чебатнова) блестяще справилась со своей задачей: это тоже был очаровательнейший и трогательный малыш, свой, собственный Омский Чебурашка, который ни в чем не уступал мультфильмовскому. Два образа - и ни один не перевешивал чащи весов.

(А в 1975 году С.Евстратенко сыграла в "Маленькой бабе-Яге" заглавную роль. О ее работе можно смело сказать так: актриса выполнила сложный номер на натянутом канате, на котором нужно было удержать равновесие:не скатиться в сторону изображения обыкновенной школьницы и не откланиться в показ виртуальной ведьмы. С.Евстратенко успешно удалось раскрыть в образе своей героини детский характер, придав ему "Ягиную" окраску).

На сдаче спектакля "Чебурашка и его друзья" комиссия не обошла вниманием ни одного исполнителя, всем воздавалась заслуженная похвала и расточались дифирамбы. Даже бессловесную роль в крошечном эпизоде - и ту отметили особо.

Старуху Шапокляк играли два актера: Т.М.Варжало и В.И.Евстратенко. Механизировал куклу сам Тадеуш Мечеславович - одно это уже говорит о том, что кукла имела много игровых возможностей: лихо стреляла из рогатки, азартно вытанцовывала твист, носилась на мотоцикле, самый заядлый рокер (кстати, фонограмма. изображающая "рев" мотоцикла, сделана голосом Тадеуша Мечеславовича, он и еще прекрасный имитатор).

Образ Шапокляк был определен мною, как существо абстрагированное, этакое вместилище всех детских шалостей, шкодливых проделок, порой небезобидных, то есть тех черт и поступков, которые стары по своей сути и вечны, если их рассматривать в аспекте детской психологической архитектоники. Поэтому у обоих исполнителей образ был пронизан детскостью, и ребята неожиданно вдруг узнавали в старухе Шапокляк самих себя в той или иной ситуации.

Роль ведущей исполнили две актрисы: опытная с большим творческим багажом, занимающая видное место в театре Э.К.Уракова, и молодая, начинающая творческий путь Н.Исаева, которая смело и уверенно взяла старт, успешно показалась и в живом плане, и с куклой (собачка Тобик).

Выше я упомянула о бессловесной роли: по ходу репетиционного процесса вдруг неожиданно потребовался эпизодический персонаж - Осветитель в детском театре художественной самодеятельности, где Крокодилу Гене пришлось сыграть роль Красной Шапочки вместо Гали, которую старуха Шапокляк заточила в телефонную будку. Рук свободных не было, и я попросила Эмиру Константиновну поработать с "осветителем", в задачу которого входило только установить осветительный прибор. Роль - без единого слова, у С.Прокофьевой такого персонажа в пьесе нет.

Есть категория актеров, которые прохладно относятся к бессловесным ролям, слепо выполняя задачу режиссера. Но эпизод с осветителем Э.К.Ураковой превратился в интересную игровую сцену благодаря ее творческому подходу к этой крошечной роли: осветитель добросовестнейшим образом относился к своим обязанностям: любовно протирая фонарь, остро переживая, что спектакль задерживается, он в порыве, из любви к искусству, предлагал режиссеру "Красной Шапочки" свои услуги - заменить собой героиню, так как зал уже "кипел" от нетерпения. Его кандидатура отвергалась режиссером ввиду того, что осветитель очень сильно заикался, и, естественно, не мог играть в спектакле. Поникшая головка куклы ярко говорила о том, что осветитель остро переживает этот момент - так хотелось ему сыграть в спектакле.

И наш, всамделишный зритель заметил и оценил работу актрисы. И эта крошечная роль мне очень и очень запомнилась.

Другой актрисы на роль Галатеи ("Прелестная Галатея", С.Дарваш, Б.Гадор, В.Поляков) я себе не представляла, и очень благодарна за ее работу: актриса тонко уловила сатирическую закваску пьесы, вылепив героиню ярко и образно: при всем женском обаянии это была в сущности своей хищная, расчетливая натура.

Из двацати спектаклей, поставленных мною за период с декабря 1968 года по май 1978 года, одинадцать спектаклей оформила и выполнила к ним куклы художник театра Муза НиКолаевна Торопова. Назову наиболее ярки из них: "Петушков из Гребешкова", "Волк в сапогах", "Три поросенка и Волк", "Жил-был Зайка", "Сказ про слово сильное, звезду алую, барабаны громкие", "Маленькая баба-Яга", "Ай да Мыцык!", "Аистенок и Пугало".

С М.Н.Тороповой мы работали в тесном сотружестве - она быстро улавливала режиссерскую мысль, развивая ее дальше, подкидывая интересные предложения, и начисто была лишена какой-либо спеси: нужно переделать - значит нужно. Ей очень удавались характеры кукол. Большие театры могли позволить себе роскошь - оформление делал один художник, а куклы другой. В Омском театре кукол все должен был выполнять один художник. Естественно, каждый художник был в чем-то сильнее. Один - в оформлении, другой - в куклах. М.Н.Торопова, без сомнения, художник по куклам, хотя во многих спектаклях отмечалось и яркое оригинальное оформление, о чем я упомянула выше.


Евгения Незлученко
июнь, 1999 года, С-Петербург

 

главная
о театре
куклы
труппа
руководство
ссылки
история
Хостинг от uCoz